ниточку – нужно развязать узелок. Иначе можно запутаться ещё больше. А уж тем более, когда в это дело суют свой нос журналисты!

– Ладно, прости, – он опустил глаза. – Ты, наверное, во всём права… Я просто плохо соображаю сейчас.

Вика протянула руку и взъерошила его волосы, ещё влажные после душа.

– Ешь давай, – сказала она. – А то остынет.

По дороге в больницу Вика рассеянно вглядывалась в проплывающие за окном такси городские пейзажи и морально готовилась к встрече с Белецким. Нужно было тщательно продумать, что и как ему сказать… Не то, чтобы она волновалась – просто старалась настроиться на беседу.

Внезапно Вика вспомнила, что должна кое-что сообщить дочери Белецкого – это было связано с предстоящими экзаменами во ВГИК – и тут же набрала её номер.

– Даша, послушай-ка, вступительные вот-вот начнутся, – сказал она без долгих предисловий. – Я чуть не забыла – у меня есть одна очень хорошая книга, помогающая подготовиться к прослушиваниям в актёрские вузы. Я могла бы тебе её передать!

– Спасибо, – откликнулась Даша заторможенным голосом. Непохоже было, что она сильно счастлива от этой новости.

– Ты что, передумала поступать? – заподозрила Вика.

– Да нет… Наверное, всё же попробую, – вяло отозвалась девушка.

– Тогда нам нужно договориться, где мы можем с тобой пересечься. Жаль, сейчас я книгу не захватила – а то могла бы для тебя её оставить в больнице у папы…

– У кого? – переспросила Даша странным тоном.

– У папы, – повторила Вика терпеливо, стараясь не раздражаться: похоже, она просто позвонила не вовремя. – У твоего отца. Я как раз сейчас еду к нему.

– Ты что, не знаешь, – с нажимом выговорила Даша, – что он мне никакой не отец?

– В смысле? – растерялась Вика. – Ну, то есть… Я в курсе того, что вы не… но, откровенно говоря, я знала это и раньше. Он мне сам рассказывал.

– Он – рассказывал – тебе?! – переспросила Даша в ужасе. – Когда???

– Давно, несколько лет назад…

– Офигеть, – нервно рассмеялась Даша. – Все в курсе, все всё знают, одна я – как лохушка, в блаженном неведении…

– Постой, – непонимающе переспросила Вика. – А это как-то меняет твоё отношение к нему? Разве мама тебе не рассказала, почему он так поступил?

– Рассказала, – Даша фыркнула. – Да какая разница? Мне теперь всё равно… Мой родной отец меня и знать не хочет, а тот, кого я считала родным… тот просто обманщик.

Вика почувствовала, что буквально сатанеет от злости. Это случилось моментально, в один миг – будь Даша рядом, Вика, наверное, залепила бы ей пощёчину.

– Все всё знают, говоришь? – переспросила она дрожащим от сдерживаемой ярости голосом. – Нет, не все и не всё. К примеру, я и представить себе не могла, что ты – такая неблагодарная дрянь и скотина.

Даша сначала ошеломлённо притихла, а затем неувернно переспросила:

– Что ты сейчас сказала?

– Что слышала, – отрезала Вика. – Ах, он обманщик? Тогда ты – хуже, ты просто подлая и самовлюблённая эгоистка.

– Вик, ты что, с цепи сорвалась? – возмутилась Даша. – Что ещё за наезды? Да какое ты вообще имеешь право?..

– А какое право имеешь ты?! Вы же с матерью только бессовестно пользовались Сашей все эти годы. Он помог Анжеле прикрыть задницу, когда она попала в трудную ситуацию. Дал тебе своё имя, воспитывал… Не его вина, что он сломался, не смог дальше притворяться примерным супругом. А она после развода начала всем рассказывать в интервью, как плохо они жили, давя на жалость. Что, скажешь – не так? Она пиарилась на его имени! Превращала в пошлый фарс их брак, получая за это деньги и, худо-бедно, славу. Да она никому не была бы интересна сама по себе, если бы не он!

Даша молчала. Но Вике не нужны сейчас были её ответы – она просто хотела выплеснуть накипевшее.

– Он помог твоей маме, выручил в беде… И сам же за это получил – СМИ сделали его этаким антигероем после развода. А ты, ты?! Да если бы не он, твоя мать скорее всего вообще сделала бы аборт. Он что, плохо о тебе заботился? Был никудышным отцом? Как ты смеешь обижаться на него за то, за что по идее надо кланяться в ножки?

– Что ты мне предлагаешь? – подала наконец голос Даша.

– Я ничего не предлагаю. Но могу сказать, что сделала бы на твоём месте. Да я бы из больницы отца просто не вылезала. Я бы его с ложечки кормила. Я бы молилась о том, чтобы он как можно скорее встал на ноги. Так что самое лучшее, что ты можешь сделать – это немедленно поехать к нему и покаяться. Но это уж тебе решать.

И она в раздражении отключила телефон.

– В детстве у нас во дворе была популярна забавная игра, – Вика взглянула на Белецкого и загадочно улыбнулась. – Мы собирали в мешочек белые и чёрные камешки, а затем по очереди, не глядя, доставали их по одному. Вытащишь чёрный – изволь признаться в каком-нибудь ужасном, отвратительном, постыдном поступке.

– И в каких же, интересно знать, грехах и злодеяниях было модно каяться в твоём детстве? – усмехнулся он. – «Сбежала с уроков в кино»?

– Типа того, – кивнула Вика, – ну, или «стащила у бабушки десять рублей», или «целовалась с Курочкиным на перемене под партой».

– Однако, – он присвистнул. – А если вытянешь белый?

– Тогда нужно было чем-нибудь похвастаться. Рассказать о поступке, которым ты гордишься, о каком-то героическом событии.

– Я догадался, – подхватил Белецкий весело, – «перевела старушку через дорогу» и «накормила голодного котёнка»!

– Если честно, – Вика смутилась, – то я постоянно врала, вытащив светлый камень. Такую богатую биографию себе придумала – всем на зависть! Вплоть до поимки иностранных шпионов голыми руками. Сейчас я, конечно, понимаю, что все привирали. Кстати, когда мы повзрослели, то приоритеты и акценты тоже поменялись. К примеру, то, что я целовалась под партой, уже было не стыдом, а предметом гордости и похвальбы перед подружками. Но это было очень весело…

– Я бы с удовольствием поиграл с тобой в эту игру, – Александр с улыбкой смотрел на неё, и Вика радовалась, что ей удалось его немного развеселить, отвлечь от невесёлых дум. – Узнать, чего в жизни ты больше всего стыдишься, а чем гордишься.

– Ну, давай будем считать, что я только что вытащила оба камешка, – легко согласилась Вика, готовая к откровениям и к разговору начистоту.

– Сначала – чёрный, – потребовал Белецкий, и глаза его вспыхнули интересом.

– Самый мой постыдный поступок – это то, что я однажды бросила Даню ради тебя, – не колеблясь, выговорила Вика. – Это